ВАСИЛЬЕВ Н.В., КОВАЛЕВСКИЙ А.Ф., РАЗИН С.А., ЭПИКТЕТОВА Л.Е., ПОКАЗАНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ ТУНГУССКОГО ПАДЕНИЯ,
ТОМСК, 1981
Член правления Кежемского Общества Потребителей И.К. Вологжин, 21/XI-1921г. сообщил Л.А. Кулику в г. Красноярске следующее:
"В 1908 г., 17 июня, я был выше (по течению реки Ангары) с. Кежмы верстах в 20, в местечке ЧИРИДА. Утром мы смотрели сети. Утро было ясное, не было ни облачка. Со мной был старик. Слышим - раскат, потом еще и постепенно стали раскаты ослабевать в сторону севера. Который час - не помню, но солнце еще не взошло, была только заря. В зимнее время передавали жители с. Кежемского, которые торговали на Подкаменной Тунгуске (Хатанге), что инородцы (Иван Ильич Ильюшенок) рассказывали, что во время этого явления в месте их кочевки, между ПОДКАМЕННОЙ и НИЖНЕЙ ТУНГУСКАМИ сильным напором воздуха вывалило полосу леса и у этого инородца убило несколько штук оленей. Предполагают, что место падения находится в районе между ПОДКАМЕННОЙ и НИЖНЕЙ ТУНГУСКАМИ"
Сведения, сообщенные Л.А. Кулику 19/I-1924 г. инженером В.П. Гундобиным, прожившим два года на Подкаменной Тунгуске близ района падения метеорита:
...Приехавши на Подкаменную Тунгуску, И.В. Кокорин встретился с двумя братьями-тунгусами (один из них - Иван Ильич Онкоуль), причем последние рассказывали ему, что с неба что-то пролетело и повалило лес, после чего произошел пожар, при котором у них погибло 20 "оленей". Необходимо оговориться, что выражение "олень" является также и синонимом того количества муки, которое может поднять для перевозки один олень, так что выражение 20 "оленей" можно понять и в буквальном и в переносном смысле слова, т.е., что сгорел лабаз с 80-100 пудами муки. Кочевье этих тунгусов, живущих на Кежме, находится в районе р. ОГНИИ, притока р. Ванавары. Время явления - в правление князя Душинчи, с которым я виделся и который подтвердил, что действительно, в указанное время на р. ОГНИИ был пожар, что там рассыпалась гора, и что местность у них считается проклятой. Из расспросов других тунгусов создавалось представление, что по р. ТАЙМУРЕ (район Ванавары) камнями засыпало 2-3 версты, причем погибло несколько семейств и много оленей.
МАТЕРИАЛЫ И.И. СУВОРОВА
Долгое время (с 1934 г. по 1965 г.) я жил и кочевал по Эвенкии и Таймыру, записывал и переводил фольклор народов Севера, интересовался этнографией. Приходилось мне слышать и записывать рассказы тогда еще многочисленных свидетелей падения Тунгусского метеорита...
В июле 1934 г. я ехал на оленях с фактории ВАНАВАРЫ до фактории СТРЕЛКИ с проводником эвенком ^ Николаем Андреевичем Кочени (1880 г. рождения, рода Момол, фактория Кербо). Два дня мы шли куликовской просекой, а на третий свернули с нее вправо.
На мой вопрос:
-А почему мы не поехали дальше по дороге Кулика?
Н.А. Кочени ответил:
-Ой, ой, какой ты непутевый... Да туда Огды стрелял. Нельзя тем местом ходить. Там кости мертвецов валяются...
-Какие кости? - заинтересовался я.
-Людей и оленей... Когда Огды стрелял, я на ЮЖНОЙ ЧУНЕ рыбачил. Смотрю, аж глазам больно стало, а по небу огненная стрела с круглой головой летит. А сзади у нее будто хвост из перьев торчит... Потом не видно стало. Гром какой-то раздался, и еще... Много раз. Буря поднялась. Вода в Чуне закачалась - то один берег зальет, то другой. Испугался я. Бросил удочку и сети, в чум убежал. Смотрю, а чума моего нет - ветром унесло. Жена с ребятишками сидят на земле и плачут. А через три дня к нам пришли люди. Сказали, как будто стрела упала в том месте, где бай [богач] Горбачек жил. Все олени его и он с батраками сгорели... Ой, ой, нельзя, бойе [человек], туда ходить, мой шибко боится, закончил проводник, и мы двинулись по новой тропе.
К вечеру мы набрели на чум эвенки Татьяны Николаевны Ливешеровой (1872 г. рождения, из рода Сиримиткал, фактория Стрелка). Разговорились о метеорите.
-Пэктруме страшный был... - вспоминала Т.Н. Ливешерова. Мы тогда на КИМЧЕ стояли. Восемь чумов на стойбище было. Еще спали, как буря и гром к нам пришли. Деревья падали. Чумы улетали, а людей вместе с постелями много раз от земли подбрасывало. Без сознания до вечера были. Которые умерли даже... Мой мужик тоже помер. А меня Аксири [бог неба] живой оставил.
Эвенк пос. Ванавара, Эвенкийского нац. округа, Илья Потапович Лючеткан (Доонов), из рода Куркогир, 1876 года рождения, в мае 1935 г. мне рассказывал:
-Ой, ой, страшно шибко было ... Земля под ногами ходила, лес сразу загорелся. 28 оленей моих спалило быстро, а сам я на болоте спасся, бойе. С испугу в ВАНАВАРУ прибежал, а там лючи [русские] жили, тоже напугались. У них в домах стекла все разбились и печи потрескались ... Один ихний старик сидел на лавочке. Ветром его подняло и на землю бросило. 3 часа без памяти лежал. Отошел потом ...
-А само пэктрумэ-то видел? - спросил я его.
-Как не видел. Видел. По небу низко-низко над лесом летел, и стрелял часто-часто. А когда упал, еще громче выстрелил ... Ой, не буду больше рассказывать. Аксири услышит, опять обидится...
Дженкоуль Л.В., 1904 года рождения, опрошен в 1960 году на фактории Стрелка-Чуня. Рассказывал со слов отца В.И. Дженкоуля и дяди И.И. Дженкоуля (к 1960 году давно умерших).
"На том месте 7 богатых братьев Дженкоулей в те времена пасли стадо оленей 600-700 голов. Братья были богатые. Отец в тот день пошел встречать оленей на Илимпо (на север). Стадо паслось между р. Кимчу и р. Полноты (Чургим). В верховьях р. Полпоты был один лабаз. На устье Чеко был второй лабаз. Там, где первый лабаз был (на Полноты-Чургиме), там все сгорело. От этого лабаза один пепел остался. В устье Чеко лабаз отбросило (унесло) вихрем. В вершине Хушмы их стадо погорело, олени сгорели, один пепел остался. В устье Чеко олени лежали комками, но не сгорели (их оглушило, и они подохли).
Дядя говорил: Огды на земля сошел. Сильный гром был. Погоды была совсем чистая, даже никакого дождя не было. Утром рано гром пошел, два удара было: один короткий, сильный, второй - длинный. Искры летели. Пронесся вихрь в направлении С-З на Ю-В. Такой сильный вихрь, что завалился лес. Земля тряслась. От вершины р. Полноты лес разбросило в разные стороны. Чумы взлетели на воздух, люди попадали без памяти, потом сознание воротилось.
В тот год всех шаман Чанчю пугал: не ходите туда целый год. Кто пойдет, тот может умереть. Но люди ходили. Дядя в то же лето искал оленей.
http://rudocs.exdat.com/docs/index-196843.htmlИ.М.СУСЛОВ, ОПРОС ОЧЕВИДЦЕВ ТУНГУССКОЙ КАТАСТРОФЫ В 1926 г.
Проблема Тунгусского метеорита. Сб. статей. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1967. Вып.2. С. 21-30.
Недалеко от факторий Ванавара я встретил чум эвенка Ильи Потаповича (Лючеткана), в семье которого жила вдова его брата Ивана — Акулина. В июне 1908 г их чум стоял на устье р. Дилюшмо при впадении ее в р. Хушма. Акулина так рассказала об этом событии:
- В чуме нас было трое — я с мужем моим Иваном и старик Василий, сын Охчена. Вдруг кто-то сильно толкнул наш чум. Я испугалась, закричала, разбудила Ивана, мы стали вылезать из спального мешка. Видим, вылезает и Василий. Не успели мы с Иваном вылезти и встать на ноги, как кто-то опять сильно толкнул наш чум и мы упали на землю. Свалился на нас и старик Василий, будто его кто-то бросил. Кругом был слышен шум, кто-то гремел и стучал в эллюн (замшевая покрышка чума). Вдруг стало очень светло, на нас светило яркое солнце, дул сильный ветер. Потом кто-то сильно стрелял, как будто зимой лед лопнул на Катанге, и сразу налетел Учир-плясун, схватил эллюн, закрутил, завертел и утащил куда-то. Остался только дюкча (остов чума из 30 шестов). Я испугалась совсем и стала бучго (потеряла сознание), вижу пляшет учир (смерч). Я закричала и сразу живой опять стала (очнулась).
Учир свалил на меня дюкча и ушиб шестом ногу. Вылезла я из под шестов и заплакала: сундучок с посудой выброшен из чума и он валяется далеко, раскрыт и многие чашки разбиты. Смотрю я на лес наш и не ви жу его. Многие лесины стоят без сучьев, без листьев. Много-много лесин на земле лежит. На земле горят сухие лесины сучья, олений мох. Смотрю, какая-то одежда горит, подошла и вижу наше заячье одеяло и наш меховой мешок, в котором мы с Иваном спали.
Пошла я искать Ивана и старика. Смотрю, на сучке голой лиственницы что-то висит. Подошла, протянула палку и сняла. Это была наша пушнина, которая раньше висела привязанной к шестам чума. Лисьи шкурки обгорели, горностай стал желтоватым и грязным, в саже. Многие шкурки белок сморщились и пересохли.
Взяла я пушнину, заплакала и пошла искать мужиков своих. А на земле сушняк все горит и горит, олений мох горит, дым кругом.
Вдруг слышу кто-то тихо стонет. Побежала я на голос и увидела Ивана. Лежал он на земле между сучьев большой лесины. Рука его сломалась на бревне, кость прорвала рубашку и торчала, на ней засохла кровь. Тут я упала и опять стала бучо. Но скоро опять живая стала. Иван «проснулся», громче стонать стал и плакать.
Учир бросил Ивана близко. Если поставить рядом десять чумов, то он упал за последним чумом, совсем близко от того места, где я сняла с сучка пушнину.
Обнял меня Иван за шею здоровой рукой, я подняла его и мы пошли на Дилюшму к нашему чуму, где в лабазе были две шкуры сохатых, мешок муки и сети. Чум стоял на берегу Дилюшмы, лабаз был близко от чума на закат солнца. Вдруг послышалось, будто кто-то кричит. И тут мы увидели нашего Василия: Он залез под корень упавшей старой, лиственницы и спрятался там. Вылез Василий из своей берлоги и пошел с нами к нашему чуму. Я устала, передала Ивана старику, а сама понесла только обгорелые шкурки.
Идти стало еще тяжелее: очень много было сваленных лесин. Вдруг мы увидели на земле рубленые бревна и под ними сохатиные шкурки. Шерсть на шкурах обгорела, кожа сморщилась и подгорела. Вместо сетей мы увидели кучку камешков — грузила. Сети из конского волоса сгорели. Бревна сгорели, стали головешками. Вместо мешка муки — черный камень. Ткнула я в него палкой и камень-уголь разломался. В середине его я нашла немного муки и завернула в рубашку Василия. Так погиб наш лабаз. Отдохнули мы немного и пошли искать наш чум.
Вот и место, где был наш чум. Шесты лежат на земле, на них упала большая лиственница, она сильно обгорела. Разрубила я ее топором и оттащила в сторону. Под ней мы нашли наш медный котел, в котором было много вчерашнего мяса.
Наступила светлая летняя ночь. Пожар стал уменьшаться, вместо жару стало холодно. Решили мы двигаться на Катангу. Когда мы вышли на речку Чамбу, то были уже совсем слабыми. Кругом мы видели диво, страшное диво. Лес-то был не наш Я никогда не. видела такого леса. Чужой он какой-то. У нас тут был густой лес, темный лес, старый лес. А теперь во многих местах совсем не было леса. На горах все лесины лежали, и было светло, и далеко все видно; А. под горами в болотах идти нельзя было: которые лесины стояли, которые лежали, которые наклонились, которые друг на друга упали. Многие лесины обгорели, сушняк и мох еще горели и дымились. Выйдя на Катангу, мы встретили Лючеткана.
Из фактории Ванавара я отправился на Стрелку Чуни. Там я встретился с братьями Чучанча и Чекарен из рода Шанягирь.
В момент катастрофы 1908 г. их чум стоял рядом с чумом отца в среднем течении речки Аваркитты. Оба брата оказались интересными и толковыми собеседниками и рассказчиками. Они сносно говорили по-русски, на специфическом ангаро-тунгусском жаргоне. По существу Чучанча повторил то. же, что рассказала Акулина, но по Моей просьбе он постарался припомнить сколько было громовых ударов — «агдыллян» и какой они были силы. До его словам, он насчитал пять ударов.
Наш чум тогда стоял на берегу Аваркитты. Перед восходом солнца мы с Чекареном пришли с речки Дилюшма, там мы гостевали у Ивана и Акулины. Мы крепко уснули. Вдруг проснулись сразу оба: — кто-то нас толкал. Услышали мы свист и почуяли сильный ветер. Чекарен еще крик нул мне: «Слышишь, как много гоголей летает или крохалей?». Мы были ведь еще в чуме и нам не видно было, что делается в лесу. Вдруг меня кто-то опять толкнул, да так сильно, что я ударился головой о чумовый шест и упал потом на горячие угли в очаге. Я испугался. Чекарен тоже испугался, схватился за шест. Мы стали кричать отца мать, брата, но никто не отвечал. За чумом был какой-то шум, слышно было, как лесины падали. Вылезли мы с Чекареном из мешков и уже хотели выскочить из чума, но вдруг очень сильно ударил гром. Это был первый удар. Земля стала дергаться и качаться, сильный ветер ударил в наш чум и повалил его. Меня крепко придавило шестами, но голова моя не была покрыта, потому что эллюн задрался. Тут я увидел страшное диво: лесины падают, хвоя на них горит, сушняк на земле горит, мох олений горит. Дым кругом, глазам больно, жарко, очень жарко, сгореть можно.
Вдруг над горой, где уже упал лес, стало сильно светло, и, как бы тебе сказать, будто второе солнце появилось, русские сказали бы вдруг неожиданно блеснуло, глазам больно стало и я даже закрыл их. Похоже было на то, что русские называют — молния. И сразу же был агдыллян, сильный гром. Это был второй удар. Утро было солнечное, туч не было, наше солнце светило ярко, как всегда, а тут появилось второе солнце!
С трудом мы с Чекареном вылезли из-под шестов и эллюна. После этого мы увидели, будто вверху, но уже на другом месте, опять сверкнуло и сделался сильный гром. Это был третий удар. Налетел на нас ветер, с ног сбил, о поваленную лесину ударил.
Следили мы за падающими деревьями, видели, как ломались вершины их, на пожар смотрели. Вдруг Чекарен закричал: «Смотри вверх» и показал рукой. Посмотрел я туда и опять увидел молнию, блеснула она и опять ударила, агдыллян сделала. Но стук был маленько меньше, чем раньше. Это был четвертый удар, как обычный гром.
Теперь я хорошо вспомнил, что был еще один удар, пятый, но он был маленький и где-то далеко.
- А в какой стороне вы слышали этот последний, пятый гром? — спросил я братьев.
- Там, где солнце спит ночью, однако-то там где Таймура-река есть, — ответил Чучанча. Я сделал попытку количественно оценить промежуток времени между первым и вторым ударами. Это можно было сделать только путем сравнения с каким-то обычным и понятным для эвенков-охотников отрезком времени.
Я решил использовать эффект эхо. За несколько дней до этого я производил маршрутную съемку окрестностей Стрелки р. Чуни. Один из маршрутов был по реке Чунку-кан Северная, где неподалеку от Стрелки была расположена скала. Я привел братьев Шанягирь на обрыв скалы «Сырка», с которой открывался вид на место слияния двух рек Чунку-кан в одну — Чуню и на скалу. Расстояние между скалами составляёт 1020 м.
— Вот cмотрите туда, — сказал я братьям. Тебя, Степан Иванович, я попрошу выстрелить дуплетом в сторону той скалы на Чунку-кан, Сначала мы услышали выстрел, что будет как бы первый удар грома, а затем эхо — это, будет второй удар. А вы замечайте — длинный или короткий был промежуток между выстрелами и эхо.
Мы спустились к воде. Чучанча и Чекарен стреляли несколько раз по очереди, а я замечал время. Эхо, как и должно быть, появлялась через 6 сек. А братья оба заявили, что именно такой, «самый такой» промежуток времени и был между первым и вторым ударами грома.
Перед закрытием Мунняка я обратился ко всем избирателям с целью проверить факты, сообщенные Акулиной, стариком Василием и братьями Чучанчи и Чекареном и, кроме того, получить новые сведения. Сделать это было затруднительно, так как я знал, что эвенки объясняют катастрофу 1908 года местью шамана Маганкана, осуществленной стаей железных птиц агды. Опровергать такое представление тогда было совершенно безнадежным делом, тем. более, что присутствовавший на Мунняке старик Василий из рода Шанягирь, по убеждению эвенков, «сам видел» этих птиц, «видел, как они гремели, шумели, ударяли громко».
Поэтому необходимо было искать какой-то обходной путь для вызова избирателей на разговор, который привел бы к нарушению религиозного «табу». Я обратился к делегатам с просьбой рассказать подробнее, кто пострадал от катастрофы, где начинается и кончается вывал леса, видел ли кто-нибудь из присутствующих ямы в земле, которых до падения метеорита не было.
Между сидящими на поляне эвенками начались оживленные разговоры и даже какой-то крупный спор, потом стал говорить старик Улькиго — сын Люрбумана из рода Шанягирь. Старому Улькиго было, говорят, восемьдесят лет.
— Чум моего отца Люрбумана стоял на берегу реки Чамба, недалеко от ее устья. В чуме жили отец мой, я с женой и четверо наших детей. Вдруг рано утром собаки завыли, дети заплакали. Жена, я и старик проcнулиcь и диво увидели, слушать стали: кто-то стал стучать в землю под нами, качать чум. Выскочил я из мешка и одеваться стал, вдруг кто-то сильно толкнул землю. Я упал и закричал, ребята закричали, заплакали, выскочили из спальных мешков. Маленько ранее кто-то шибко стрелял из ружей. Старик Люрбуман говорил, однако-то у ручья Чургима скала упала. Вдруг опять кто-то будто в землю ударил, стукнул шибко, в чуме с шеста медный чайник упал и кто-то ангарский гром сделал2. Оделся я скоро и выбежал из чума. Утро было солнечное, безоблачное, жарко! Стал смотреть я вверх, на гору Лакуру. Вдруг на небе шибко сверкнуло и ударил гром. Я испугался и упал. Гляжу, ветер лесины роняет, на земле огонь сушняк палит. Слышу шум где-то. Вскочил я на ноги, вижу, бегут к Катанге два сохатых с теленком и два оленя. Страшно стало, пошел я к своему чуму. В это время налетел Учир, схватил эллюн и бросил к речке, остался только дюкча. Около него сидели на поваленной лесине мой старик, жена моя и челядишки (ребятишки).
Смотрим мы в ту сторону, где солнце спит (т.е. на север). Там диво какое-то делается, кто-то там опять будто стучит. В стороне речки Кимчу — дым большой, тайга горит, жар оттуда идет сильный. Вдруг где-то далеко, далеко, где речка Чунку-кан, в той стороне опять гром сильно стукнул и там поднялся дым.
Пошел я посмотреть ту сторону, откуда звери бежали и жар шел. Там увидел я страшное диво. Тайга вся упала, много лесин на земле горело, трава сухая, сухие сучки горели, листья на лесу все засохли. Было очень жарко, много дыма, глаза выедал дым, совсем смотреть нельзя было. Совсем испугался я и побежал назад к Чамбе, к нашему чуму. Рассказал я отцу все, что видел, он испугался и умер. В тот же день мы его похоронили по нашей тунгусской вере.
Многие другие эвенки, присутствовавшие на Мунняке, говорили примерно следующее: «Птицы агды стукали много раз, сильно стукали. Агдыллян стукал, ангарский гром удары делал, таньга — пять ударов делал. Пактырун — стрелял будто. Палил лес, лесины валил однако-то Учир. Эллюн Акулины совсем утащил куда-то, эллюн чума Улькиго на реку кинул. Одын4 дюкча валил, белку Акулины кончал. Кончал, палил, валил лабазы. Кончали агды оленей, собак кончали, людей портили — три люди помирал совсем: Люрбуман, Иван Мачакугырь, брат Лючеткана, руку крошил и помер, шаман Уйбан сразу бучо, помер на Лакуре».
http://tunguska.tsc.ru/ru/science/1/5/6/
