ВНИМАНИЕ! На форуме начался конкурс - астрофотография месяца НОЯБРЬ!
0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.
Лев Ландау В 1932 г. он установил верхний предел на массу белых карликов - звезд, состоящих из вырожденного релятивистского ферми-газа электронов.
Пути Ландау и Иваненко в дальнейшем сильно разошлись по причине личных амбиций и непростых характеров. Официально из-за «невинной шутки», но содержащей по мнению Дау личное оскорбление. Что касается всемирно известного учебника-многотомника Ландау-Лифшица , то Иваненко достаточно негативно отзывался по нему.Вот такие были времена и нравы.
В стране Советов зарождалась своя теоретическая наука и в 20-х годах встретились трое приятелей, в будущем великие ученые:
Официально из-за «невинной шутки», но содержащей по мнению Дау личное оскорбление.А из-за женщин всегда были конфликты.
Четвертым был Матвей Бронштейн. Академик Ландау считал его наиболее талантливым
Четвертым был Матвей Бронштейн. Академик Ландау считал его наиболее талантливымучёным из этой группы физиков. Ему не повезло, он был дальним родственником Льва Троцкого:
А вот что писал о теории Иваненко академик В.А. Фок:
Четвертым был Матвей Бронштейн. Академик Ландау считал его наиболее талантливымучёным из этой группы физиков. Ему не повезло, он был дальним родственником Льва Троцкого
Кроме того, М.П. Бронштейн был блестящим популяризатором науки; «Книга "Солнечное вещество", принадлежащая перу безвременно погибшего талантливого физика Матвея Петровича Бронштейна, представляет собой незаурядное явление в области мировой популярной литературы. Она написана настолько просто и увлекательно, что чтение ее, пожалуй, равно интересно любому читателю от школьника до физика-профессионала. Раз начав ее, трудно удержаться и не дочитать до конца», - писал Лев Ландау.
Цитата: библиограф от 21 Мар 2017 [18:42:17]А вот что писал о теории Иваненко академик В.А. Фок:После 38 года на него нельзя было ссылаться. Поискал сейчас фотки Бронштейна в яндексе, не смог найти , где они все вместе. Он дал толчок развитию линейной гравитации (то есть в слабых полях). Меня этот вопрос также волнует, потому что я не понимаю, что такое сильная гравитационная волна и как ее квантовать.
Оказывается, он был женат на дочке Чуковского.
Фок, Владимир Александрович умер в 1974 году - много лет спустя после разоблачения культа личности. Так, что оценка, на мой взгляд, вполне объективная. Надо полагать, непосредственно после 1938 года о растреляном нельзя было вообще упоминать, разве что гнобя его как подлого агента международного империализма.
Поссорились из-за женщины? Как бы не так!
Похоже, это она на первом фото
Не знаю, как на семинарах или в дружеском общении с собратьями по науке, но с простыми смертными Ландау никакой формы собеседования, кроме спора, не признавал. Однако меня в спор втягивать ему не удавалось: со мной он считал нужным говорить о литературе, а о литературе – наверное, для эпатажа! – произносил такие благоглупости, что спорить было неинтересно. Увидя на столе томик Ахматовой: «Неужели вы в состоянии читать эту скучищу? То ли дело – Вера Инбер», – говорил Ландау. В ответ я повторяла одно, им же пущенное в ход словечко: «Ерундовина». Тогда он хватал с полки какую-нибудь историко-литературную книгу – ну, скажем, Жирмунского, Щеголева, Модзалевского или Тынянова. «А, кислощецкие профессора!» – говорил он с издевкой. (Все гуманитарии были, на его взгляд, «профессора кислых щей», то есть «кислощецкие».) «Ерундовина», – повторяла я. И в любимые Левой разговоры об «эротехнике» тоже не удавалось ему меня втянуть. «Кушайте, Лева», – говорила я в ответ на какое-нибудь сообщение о свойствах «особ первого класса» и клала ему на тарелку кусочек торта. «Лида! – сейчас же вскрикивал Лев Давыдович, – вы единственный человек на земле, называющий меня Левой. Почему? Разве вы не знаете, что я – Дау?»– «Дау» – это так вас физики называют. А я кисло-щецкий редактор, всего лишь. Не хочу притворяться, будто я тоже принадлежу к славной плеяде ваших учеников или сподвижников.Митя, придерживаясь строгого нейтралитета, вслушивался в нашу пикировку. Забавно! Его занимало: удастся ли в конце концов Ландау втянуть меня в спор или нет.Третьим Митиным другом, часто посещавшим наш дом, был Дмитрий Дмитриевич Иваненко, по прозванию Димус. (Ландау – «Дау»; Митя – «М. П.» или «Аббат», Иваненко – «Димус».)Признаюсь: Димуса я невзлюбила сразу. Прежде всего вечный хохот – не смех, а победно-издевательский хохот, округляющий и без того круглое лицо, обнажающий белые, безупречно ровные, один к одному, блестящие зубы. Насколько Ландау долговяз, длинноног, длиннорук, угловат, нелеп и при всей своей нелепости – привлекателен (вероятно, по той причине, что открыт, прям и резок), настолько Димус и не длинен, и не короток, а, что называется, «в самый раз». Нарочитых, дразнящих глупостей не произносил он ни всерьез, ни наподобье Дау «для эпатажа»; был многосторонне образован и безусловно умен. Нелепого, задиристого, как в Леве, или житейски-наивного, как в Мите, в нем ни грамма, зато обдуманный цинизм – через край. Однажды он зашел к нам в редакцию: «Беда… заболел приятель… надо известить тетушку, а до автомата километр… разрешите позвонить…». «Пожалуйста». Димус долго искал тетушкин номер, перелистывая нашу новую, только что нам выданную толстенную общегородскую адресно-телефонную книгу.Потом долго говорил. Потом ушел. К концу рабочего дня наша секретарша хватилась этой необходимейшей изо всех книг. Я позвонила Димусу – не унес ли он с собой по рассеянности? «По рассеянности? – с хохотом ответил Димус. – Нет, я унес ее нарочно. Я нарочно за ней и приходил. Мне она нужна, а нигде не продается. Вот и придумал тетушку». Снова хохот.Я спрашивала Митю, почему он переносит этакого враля и циника? «Ведь Димус к тому же отчаянный трус», – говорила я и напоминала Мите, как однажды, придя к нам в гости, Димус уже разделся было в передней, но, увидев в приоткрытую дверь, что Люша сидит в постели тепло укутанная, в пижаме и в шерстяных носках, снова оделся: «Я не могу принести Марьянке инфекцию». (Марьянка – дочь его, Люшина сверстница.) Напрасно мы уверяли нежного отца, что у Люши всего только насморк, что насморк через третье лицо не передается, что, наконец, он имеет полную возможность поужинать с нами, не сделав ни шага через Люшину комнату… Он ушел…Я уверена, испугался он вовсе не за Марьянку, а за собственную свою персону.Случай с телефонной книгой доставил много огорчений – Мите. Он ходил к Димусу трижды, пытаясь выцарапать нашу редакционную собственность. Димус – ни за что. Хохот! Тут они чуть не рассорились – «навсегда». Однако мне не хотелось вносить в Митину жизнь раздор из-за вздора, и я сама настояла, чтобы они помирились.– Видишь ли, – объяснял мне сконфуженный Митя, – Димус, конечно, некрасиво обошелся с вашей телефонной книгой… И трусоват… И вообще… Но, видишь ли, физику он понимает… Он умеет интересно думать.