Запрет на ВСЕ наркотики - это зло. Но его нельзя отменить пока взрослый и детский мир перемешаны.
Да заколят всех прививками еще в детстве и все, сейчас это весьма модное направление исследований:
Создана вакцина от куренияГенетическая вакцина обеспечивает постоянный уровень антиникотиновых антител в организме, чего не могли обеспечить другие способы вакцинации.
Исследователи из Медицинского колледжа Вейл-Корнелл при Корнеллском университете (США) сообщают о том, что им удалось создать эффективную вакцину от никотиновой зависимости. В последние годы идея прививки от курения приобрела особую популярность, и время от времени тот или иной научный центр заявляет о достигнутом успехе. Однако до сих пор все разработки стопорились на клинических испытаниях, поскольку были недостаточно эффективны.
Обычно вакцина создаётся с помощью принадлежащей патогену молекулы, которую предъявляют иммунной системе: после этого иммунитет запоминает, как выглядит патоген, и всю жизнь охраняет организм от чужака. Такой способ вакцинации в случае с курением не подходит: никотиновая молекула слишком мала, чтобы иммунитет научился отличать её от других. При втором варианте вакцинации, так называемом пассивном, в организм вводят уже готовые антитела. Так, к примеру, пробуют бороться с ростом раковых опухолей — инъецируя в кровь антитела против белка, который стимулирует их рост.
Последнее подходит и в случае с никотиновой зависимостью: почему бы не вводить искусственные антитела против никотина? Но у такой вакцины есть срок действия, и спустя несколько недель приходится снова делать дорогостоящую инъекцию. Исследователи из Корнеллского университета создали гибридный вариант прививки. Они внедрили последовательность антиникотиновых антител в геном обезвреженного вируса, который отправляли в печень. В клетках печени вирус вставлял ДНК антител в клеточную ДНК, после чего гепатоциты начинали в рабочем порядке синтезировать антиникотиновые антитела. Такой вариант можно назвать генетической вакциной, и до этого учёные испытывали его только на опухолях и в лечении некоторых глазных болезней.
Как пишут исследователи в журнале Science Translational Medicine, у мышей, подвергшихся генетической вакцинации, лишь очень небольшая часть никотина достигала мозга. Это можно было наблюдать даже по внешней реакции животных, после того как им вводили никотин: привитые мыши оставались активны, обычные же демонстрировали расслабленность и апатию. Их кровяное давление падало, активность сердца снижалась, то есть никотин доходил по сердечно-сосудистой системы и мозга.
В ближайшем будущем исследователи собираются повторить эксперимент с приматами, поскольку это необходимый этап перед клиническими испытаниями.
Антитела, продуцируемые после генетической прививки, постоянно следят за появлением никотина в крови и не пускают его во внутренние органы, так что никакого приятного эффекта курильщик ощутить не сможет. В пользу такого способа говорит то, что генетическую вакцину достаточно сделать раз в жизни: организм сам будет пополнять запас антиникотиновых антител. Но как на организме скажется постоянное присутствие таких странных белков? Однако даже если никаких побочных эффектов не будет, удастся ли убедить людей подвергнуть себя, по сути, генетической модификации — даже учитывая более чем высокие шансы умереть от рака лёгких?..
И так далее:
Создана вакцина от героиновой зависимостиСоздана вакцина против амфетаминаДве вакцины от кокаиновой зависимостиГенотерапия вместо выпивки?Я бы разрешил психоделики.
Использование LSD–25 в компьютерном программированииБезболезненная сладкая смерть. Как вариант - упрощение личности хирургическим вмешательством. Мало ли какие могут быть методы в будущем?
Старая добрая лоботомия?
Ну что за примитив, еще бы радикальное упрощение "на голову" вспомнили...
Медикаментозное стирание автобиографической памяти, частичное или полное при необходимости. У каждого есть шанс начать жизнь с чистого листа, при этом все профессиональные знания и навыки остаются нетронутыми...
Доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент РАН и РАМН, заведующий лабораторией нейробиологии памяти Института нормальной физиологии РАМН Константин Анохин:
Изменять воспоминания уже возможно... - Какие новые открытия и направления возможны в этой области?
- Сейчас нейронаука, то есть наука о мозге, - это огромная область, объединяющая и психологию, и психиатрию, и неврологию, и молекулярную нейробиологию. Я думаю, что следующий важный шаг - объединение нейронауки с гуманитарными и социальными. Общественную, историческую память будут изучать в социальных дисциплинах.
- А какая может быть связь между историей и биологическими процессами в мозге?
- Воспоминания даже целого общества определяются биологическими особенностями нашей памяти. Например, эксперименты кембриджского ученого Фредерика Бартлетта показали, что каждый раз, когда мы что-то рассказываем, мы «перезаписываем» это воспоминание в своей памяти. И каждый раз верим в последнюю версию, она для нас и есть истина.
- Как обстоит дело с исследованиями памяти в России?
- У нас есть достижения мирового уровня, которые определили направление развития современной мировой науки о памяти. Например, именно в России в конце 1980-х были открыты гены, которые активизируются при запоминании, и механизмы этого процесса. Феномены, связанные с реконсолидацией памяти и возможностью влиять на эти процессы химическим стиранием памяти, были тоже открыты у нас в середине 1990-х и почти параллельно, но немного позже - французами и американцами.
- То есть сегодня возможно менять память?
- Да, старые воспоминания можно изменить или стереть вовсе. Но совсем новые работы показали: те следы в памяти, которые разрушаются, часто исчезают не окончательно. При определенных условиях можно восстановить то, что казалось потерянным.
- Звучит как сюжетный ход из фантастического фильма...
- Стирание воспоминаний уже реальность. В этом году на Европейском конгрессе по нейронауке был даже специальный симпозиум «Стирание памяти». Во-первых, практически любую память можно стереть в момент формирования - точнее, не дать ей перейти в долговременную. Во-вторых, можно изменить и старую, консолидированную память: достаточно, например, в момент припоминания давно усвоенной информации дать человеку запомнить что-нибудь новое.
- То есть чтобы стереть или подкорректировать воспоминание, его надо «разархивировать», как бы вытащить наружу?
- Да. Но сейчас изучаются и способы стирать воспоминания без их активации. Известны вещества, которые блокируют химические процессы, отвечающие за поддержание памяти. Эти блокаторы можно просто вводить в кору головного мозга. Пока идут эксперименты на животных: если зверьку вводят блокатор в область вкусовой коры, то у него стирается даже давняя вкусовая память. Нетрудно догадаться, что это чрезвычайно сложная и неоднозначная область с точки зрения медицинской этики. Если в сравнительно недалеком будущем у каждого из нас будет возможность стереть неприятные воспоминания это может привести к непредсказуемым последствиям.
- И как человечеству с этим быть?
- В Европе и Америке сейчас множество комитетов занимается биоэтикой, или нейроэтикой. Уже ясно: за последние десятилетия исследования мозга перешли в область совершенно невероятных новых технологий. Впервые в истории с помощью технологии мы меняем не окружающий мир и даже не наше тело, а свое «содержимое». Ведь мы - это наша память. Именно в ней заключается личность, «я» каждого из нас. Общество может быть не готово к таким возможностям...
Неусыпная и неуемная…Заглянем-ка в кладовые памяти (как говорят коллеги), посмотрим, все ли там в порядке, да постараемся понять, как “складируется” в ней всяко разное? Наверняка узнаем немало интересного и полезного. А экспертом-“экскурсоводом” по ее тайникам попросим быть руководителя отдела Института нормальной физиологии РАМН члена-корреспондента РАМН Константина Анохина.
- Начнем с простого примера. Попытайтесь вспомнить какие-нибудь недавние события - скажем, вы были в гостях, с кем-то встречались. Затем обратитесь к прошлому - далекому детству. А теперь закройте глаза и представьте оба эпизода. Высока вероятность, что в первом вы не найдете себя на “картинке”: как будто сами ведете съемку видеокамерой. В то время как в воспоминаниях детства, возможно, увидите себя ребенком, как бы со стороны. Такие эксперименты проводил еще молодой Фрейд. Они убедили его: память о прошлом не есть нечто неизменное, это не запись, которая как бы “вылеживается” на полке в библиотеке опыта, откуда ее извлекают по мере надобности. Он писал своему близкому другу Флиссу: “Я работаю над допущением, что материал следов памяти время от времени подвергается ретранскрипции - перестройке в соответствии со свежими обстоятельствами”.
Однако среди нейрофизиологов ХХ века возобладала иная, более механистическая теория. Согласно ей, происходит как бы “вытравливание” перманентного следа того или иного события на плате из миллиардов элементов, которую представляет собой наш мозг. Немецкий ученый Ричард Семон придумал даже специальный термин для обозначения такого следа - энграмма. В 2000 году за расшифровку механизмов формирования таких следов - устойчивого усиления связей между нервными клетками - была присуждена Нобелевская премия. Однако что-то постоянно не давалось пониманию ученых.
Рассмотрим еще один пример. На следующий день после катастрофы “Челленджера” по просьбе американского психолога Ульриха Найссера его студенты написали, где и при каких обстоятельствах они услышали о трагедии. До этого всегда считалось: значительные, яркие события запоминаются с фотографической точностью, как бы впечатываются в память. Причем не только сами факты, но и обстоятельства, при которых человек узнавал о них. И храниться они могут десятилетиями. Такой феномен известен под названием “фотовспышечная память”. Казалось бы, он убедительно подтверждает теорию перманентных следов памяти. Но на деле все оказалось иначе.
Когда через два с половиной года ученый снова попросил студентов написать свои воспоминания о “Челленджере”, многие записи отличались кардинально. Причем у студентов и тени сомнения не возникало, что все было именно так, как они писали теперь. Чтобы убедить их в обратном, Найссеру даже пришлось показывать им старые записи. Этот опыт свидетельствует, что память не откладывается раз и навсегда, не хранится в мозге, как в кладовой. Она постоянно реконструируется, при этом часто изменяясь и достраиваясь. Например, датский психолог Стин Ларссен, проводивший такие опыты на самом себе, был уверен, что услышал о покушении на шведского премьер-министра Улафа Пальме дома, во время завтрака с женой. Каково же было его изумление, когда, сверившись с записями, он обнаружил, что в это время его жена отсутствовала. Почему же жена оказалась “вставленной” в воспоминание? Потому что мозг независимо от нашей воли, не ставя даже нас в известность, продолжает работать и сам возвращается к событиям давно минувших дней - анализирует их, перекладывая и перетряхивая. Это происходит даже во время сна. (Не этим ли вызваны сны, возвращающие нас, скажем, в далекое детство?)
Среди исследователей мозга зреет пронимание, что такие факты требуют иной, более динамической теории механизмов памяти. Возможно, такой, над которой работал Фрейд. А ставки в этих поисках очень высоки. Ведь уяснив, как мозг записывает, хранит и извлекает новую информацию, мы получим доступ ко многим его сокровенным тайнам. Не случайно некоторые ученые сравнивают перспективу раскрытия нервных механизмов памяти с расшифровкой Розетского камня, когда знание греческого алфавита дало ключ к прочтению другого загадочного иероглифического письма.
- Можно ли извлечь какие-либо практические результаты из исследований ученых?
- Да. Мы пришли к выводу: если на память, давно хранящуюся в мозге, при определенных условиях подействовать химическими препаратами, - это усилит воспоминания или, наоборот, разрушит их. Открытый нами феномен иллюстрируют следующие опыты. Мы научили мышей определенным образом реагировать на некий условный сигнал. Проходит несколько недель. По классическим представлениям, память уже закрепилась, “нашла свое место на полке” - и воздействовать на нее никак нельзя. Даже если мы введем в мозг мышей препарат, нарушающий формирование памяти, то это никак не скажется на поведении животных. Это всем известно, это догма. Теперь начинается самое интересное. Перед тем, как ввести препарат, мы напоминаем мышам о давно прошедшем событии. Только напоминаем. Для этого достаточно поместить их в ту же клетку, в которой проходило обучение, или повторить тот же условный сигнал. В общем, извлечь старую память. И мыши, получающие препарат на фоне такого напоминания, теряют эту старую, казалось бы, давно закрепившуюся память.
- Почему? Ведь вы лишь напомнили о старом задании?
- Какие процессы протекают при этом в мозге, мы сейчас изучаем. Но подсказку дают знаменитые исследования Фредерика Бартлетта, работавшего в Кембридже в начале прошлого века. Он давал студентам читать фрагмент индейской легенды о войне двух племен, показывал картинки с изображением разных объектов, например, древнего египетского символа, напоминающего профиль совы. А через определенное время просил студентов снова и снова пересказывать историю племени и воспроизводить египетский символ. Результаты были неожиданными. Не случайно оба задания касались неизвестных студентам фактов из далекого прошлого. Постепенно, раз от раза они заменяли непривычные образы на хорошо им знакомые. Так, скажем, пирога превращалась в обычную лодку, сова - в домашнюю кошку, к тому же сидящую спиной к рисовальщикам. Удивительно: в обоих случаях студенты были абсолютно уверены, что точно воспроизводят услышанное и увиденное. Эти классические опыты говорят о том, что при каждом очередном извлечении наша память трансформируется, “дозревает”, может обрастать новыми деталями. Поэтому каждое такое вспоминание - одновременно и новое запоминание. Похоже, при этом в мозге вновь активируются молекулярные процессы, работавшие при первоначальном запоминании. Нарушив их у наших мышей благодаря фармакологическим препаратам, мы не даем их старой памяти “улечься” обратно.
- Звучит несколько неожиданно.
- Да. Эти результаты мы получили еще восемь лет назад, но тогда Министерство науки, финансировавшее эти работы, учитывая их важность и, я бы сказал, двойственный характер, просило нас широко не объявлять о них. Однако чуть позже практически тот же результат получили еще две группы исследователей - французская и американская. А впервые о работах друг друга мы узнали на Европейской конференции по механизмам памяти, где все мы выступали с докладами. Если бы каждая группа докладывала отдельно, возможно, нам бы сразу и не поверили. Но когда данные экспериментов были повторены трижды, это произвело потрясающий эффект. Сам видел, как один известный американский ученый бросился звонить в свою лабораторию, чтобы перестроить программу экспериментальных исследований.
Сегодня этой проблемой занимаются уже во многих лабораториях мира и получают крайне интересные данные. Например, недавно было обнаружено, что с помощью таких же методов можно стирать у животных воспоминания об употреблении наркотиков. Эти исследования имеют очень важное практическое значение. Ведь извлекая из памяти воспоминания прошлого и действуя на них психофармакологическими препаратами, мы можем избирательно либо усиливать их, либо устранять.
- Фактически речь идет о возможности воздействий на человека?
- Да, потому Министерство науки и просило нас не публиковать эти результаты. Будь созданы подобные методы и препараты, они смогли бы действовать и на саму личность человека. Все зависит от того, в чьих руках такие средства окажутся. Ученые, безусловно, это понимают, хотя и продолжают исследования, в том числе прикладные, учитывая их чрезвычайную важность, поскольку они могут дать толчок для создания новых методов лечения острых посттравматических синдромов. От них страдают люди, побывавшие на войне, оказавшиеся в критических ситуациях, скажем, в качестве заложников, пережившие катастрофы. Когда память о пережитом терзает человека, не дает ему жить. Кроме того, во всем мире ученые с переменным успехом разрабатывают вещества, улучшающие как запоминание “свежей” информации, так, в последние годы, и использование старой накопленной памяти. Правда, появятся такие лекарства, думаю, лет через 10-15.
- Помогут ли они при лечении тяжелых недугов, например, болезни Альцгеймера?
- Да, поскольку способны улучшить память. Но не смогут лечить само заболевание: ведь болезнь Альцгеймера связана с гибелью клеток мозга. Однако мы знаем: воспоминания спрятаны, разбросаны в мозге по разным нервным клеткам, как говорится, уголкам памяти. При болезни Альцгеймера часть клеток погибает, связи между оставшимися теряются. Тем не менее, возможно, не вся память окончательно потеряна. Может быть, со временем нам удастся научиться достраивать эти цепочки, заново связывая их...
Бес памяти...Журнал New Scientist как-то провел опрос среди сотни крупнейших ученых мира. У них спрашивали: в каких областях вы ждете открытий через пятьдесят лет? Основной набор пророчеств получился вполне традиционным: нанотехнологии, темная энергия, генетическая медицина…
Но был и такой прогноз: «Психологи уже многое узнали о природе ложных воспоминаний. За последующие 50 лет ученые научатся создавать их искусственно. Но я боюсь, что какому-нибудь новому Джорджу Оруэллу придется написать антиутопию “2084” — о новом виде тоталитарного общества, где власть управляет воспоминаниями. Мы должны иметь в виду, что память, подобно свободе, — очень хрупкая вещь».
Эти слова принадлежат Элизабет Лофтус, профессору психологии университетов Калифорнии и Вашингтона, одному из ведущих специалистов по психологическим механизмам памяти. Эксперты включают ее в сотню самых выдающихся психологов XX века. Причем славу ей принесли именно исследования, связанные с ложными воспоминаниями.
— Это направление в психологии возникло как ответ на довольно опасную общественную ситуацию. В 70-х годах прошлого века появилось очень много случаев, когда люди во время психотерапевтических процедур вдруг начинали вспоминать о пережитом в детстве сексуальном насилии со стороны кого-то из родственников — отца, дяди, старшего брата и т.д. Теперь вся Америка пытается припомнить, не было ли у кого изнасилования в раннем детстве — дескать, раньше они об этом не вспоминали, потому что столь травмирующее событие вытеснялось из памяти, — рассказывает Вероника Нуркова, доцент психфака МГУ, один из ведущих специалистов по психологии памяти. Она работала с Элизабет Лофтус, в частности, они вместе исследовали, как отложились в воспоминаниях людей теракты в Москве и Нью-Йорке.
В США, как известно, граждане готовы обращаться в суд, даже если случайно облились горячим кофе. И люди, считавшие себя жертвами сексуального насилия, в массовом порядке побежали вчинять иски своим престарелым отцам или троюродным дядям. Поначалу суды вставали на сторону «пострадавших», но потом решили привлечь экспертов-психологов. Тем более что дело порой доходило до абсурда. В своей книге «Память» Нуркова приводит пример: девушка во всех подробностях описывала, как ее на протяжении семи лет регулярно насиловал отец. Однако медицинская экспертиза обнаружила, что эта барышня — девственница.
Элизабет Лофтус активно откликнулась на призыв разобраться с «забытыми» изнасилованиями, тем более что вторая ее специальность — юрист. И ей удалось показать, как можно создавать у людей ложные воспоминания.
В своих экспериментах Элизабет Лофтус не раз показывала, как можно заставить человека «вспомнить» то, чего с ним на самом деле никогда не происходило. Люди обнаруживали в своей памяти истории о том, как они в детстве терялись в магазине или «до мяса» резали руку стеклом, хотя в реальности ничего подобного с ними не случалось.
У испытуемых спрашивали, встречали ли они в Диснейленде героя мультфильмов — кролика Банни, и 36% опрошенных ответили, что встречали и даже пожимали ему руку. А между тем этого персонажа в Диснейленде никогда не было и быть не могло: мультик про него выпускает компания Warner Brothers — вечный конкурент Диснея.
В другом эксперименте Лофтус показывала испытуемым короткий видеоролик, а потом задавала вопрос: «С какой скоростью ехал белый фургон в показанном сюжете?» Довольно большой процент людей начинал припоминать, что он мчался или едва ехал. При этом в ролике никакого фургона не было вовсе.
Эти эффекты нельзя объяснить просто искажением памяти. Как считает Лофтус, в алгоритм запоминания встраивается дополнительный когнитивный элемент — новая информация. И этот элемент, приобретенный уже после того как событие произошло, с точки зрения сознания получает равные «права» на участие в реконструкции события.
— Сейчас мы выявили примерно пятнадцать факторов, которые могут вызывать ложные воспоминания. В лабораторных исследованиях мы применяем их по одному, и нам удается создавать достаточно стойкие воспоминания о событиях, которые никогда с человеком не происходили. А в реальной жизни таких факторов может действовать сразу несколько, — говорит Вероника Нуркова.
То есть «имплантация воспоминаний» — это не просто забавный фокус, который демонстрируют психологи-экспериментаторы. Возможности управлять памятью человека огромны, как потенциал ядерного ядра, который сначала тихо изучался в физических лабораториях, а потом взорвался Хиросимой.
Конечно, в ложных воспоминаниях о собственном детстве, может, и нет ничего угрожающего. Но ведь с такой же легкостью можно, например, видоизменить память людей, когда они дают свидетельские показания в суде, и тем самым разрушить один из столпов существующей системы правосудия.
Гибкостью и хрупкостью нашей памяти могут в своих целях воспользоваться реклама (маркетологи уже учатся «управлять» прошлым потенциальных потребителей) и политика. Они дают возможность манипулировать нашим отношением к историческому прошлому.
Элизабет Лофтус боится, что чем больше наука узнает о природе памяти, тем выше шанс появления целой индустрии ложных воспоминаний. Она рисует довольно мрачные картины будущего, на фоне которых антиутопия Оруэлла «1984» кажется примитивом. В ней управление человеческой памятью было одним из столпов тоталитарного общества: специальный институт круглосуточно стирал из нее следы нежелательных для режима событий. Но все равно находились люди, которые помнили «не то, что нужно». И тогда власти приходилось применять грубую силу — аресты, зверские пытки, расстрелы. В реальности же новые технологии манипуляций памятью позволяют управлять воспоминаниями с помощью куда более тонких методов.
Особенно пугает Лофтус возможность появления препаратов, которые способны влиять на содержание памяти. Такие лекарства уже разрабатываются в лабораториях разных стран мира.
Недавно сразу несколько групп нейрофизиологов из США, Франции, Великобритании, Израиля и России сообщили о том, что ими разработан метод стирания отдельных воспоминаний.
Руководитель одного из этих научных коллективов — сотрудник Института нормальной физиологии РАМН Константин Анохин. Первоначально ученые хотели найти средства, улучшающие память. Сейчас во всем мире идет бум разработок «таблетки памяти», цель которых — помочь как страдающим болезнью Альцгеймера, так и просто людям, которые хотят больше и лучше запоминать. По словам Анохина, достигнуты значительные успехи, однако пока идет экспериментальная проверка и ученые еще не готовы обнародовать свои результаты. «Химия мозга такова, что ее гораздо легче поломать, чем улучшить», — говорит профессор. Поэтому на первой стадии удалось разработать методы, позволяющие стирать фрагменты воспоминаний.
— Смысл процедуры, которую мы разработали, заключается в том, что определенные препараты даются на фоне извлечения из памяти того воспоминания, которое вы хотите «стереть». То есть это сочетание направленных операций над мозгом — химической и психологической. Поэтому я в свое время «популярно» определил данный метод как «химическую психохирургию памяти», — объясняет Анохин.
Воспоминание — вовсе не повторное воспроизведение информации. Это — активная реконструкция, попытка заново пережить то, что когда-то вызвало определенные ощущения. Поэтому когда мы что-то вспоминаем, одновременно происходит и новое запоминание: старые данные как бы перезаписываются заново. Но прежде чем снова отправиться в кладовые мозга, недавно извлеченное из них воспоминание в течение часа или двух «отвердевает» — в это время в мозге вновь активируются молекулярные процессы, происходившие при первоначальном запоминании. Вот эти-то процессы ученые и научились разрушать фармакологическими препаратами.
В России эксперименты пока проводятся только на животных. В большинстве других стран — тоже. Но, как нам стало известно, американские исследователи из университета Эмори (Атланта) уже перешли к испытаниям на людях-добровольцах. Результаты пока не опубликованы, но, по слухам, эксперименты идут относительно успешно.
Таблетки, «стирающие» память, нужны ученым не просто для забавы. Предполагается, что с их помощью можно будет, например, помочь жертвам посттравматического стрессового синдрома. Им страдают многие люди, побывавшие на войне, пережившие катастрофы, изнасилования или теракты. Память о пережитом не дает им спокойно жить дальше. Психологическая травма, полученная в результате перенесенной трагедии, вызывает серьезные изменения в человеческом мозге и может привести к постоянному стрессу, снижению умственных способностей и прочим напастям. Теоретически, «убрав» память о случившемся кошмаре, можно человека излечить.
— Прежде чем можно будет говорить о практическом применении подобных методов, еще должно пройти несколько лет серьезных испытаний. Но я не исключаю, что когда-нибудь стирание травмирующих воспоминаний станет обычной медицинской процедурой, — говорит Анохин. — Пока мы даже не начали сотрудничать с психотерапевтами. Хотя, наверное, стоило бы.
Естественно, подобный метод лечения душевных травм вызывает массу вопросов. Например, до конца не известно, уничтожаются ли воспоминания навсегда или только временно блокируются.
— Скорее всего, «стертая» память может восстанавливаться. Мы это неоднократно наблюдали, экспериментируя с разными видами животных и формами памяти. А у американцев, например, в одних лабораториях получают такие же результаты, а в других нарушенная память не возвращается. Здесь много загадочного. Есть и еще более сложные вещи — иногда память может вернуться спонтанно, а в других случаях, даже если она сама не возвращается, ее можно направленно восстановить. Поэтому я не устаю повторять, что сейчас надо заниматься научными исследованиями и стараться понять природу этого процесса, а не рваться сразу «стирать» воспоминания у человека. Тем более что наши данные убеждают меня, что термины «стирание» или «ликвидация» могут вообще быть ошибочны. Скорее всего, речь должна идти о «блокировании», — размышляет Константин Анохин.
Другая опасность заключается в том, что вместе с «вредными» воспоминаниями может «стереться» что-то еще. Ведь память образует своеобразную «паутину»: потянув за одну ниточку, можно повредить множество других нитей.
Правда, биологи из Центра нейронаук при Нью-Йоркском университете в ходе недавних экспериментов, результаты которых опубликованы журналом Nature Neuroscience, выясняли, остаются ли неповрежденными «соседние» воспоминания при «стирании» из памяти крыс конкретного пугающего следа. Крыс приучили бояться двух мелодий, после которых они получали удар электротоком. Заслышав знакомые сигналы, животные буквально замирали от страха. Но те из них, которым после очередного пугающего прослушивания одной из мелодий ввели препарат, «стирающий» воспоминания, переставали ее бояться. При этом вторая мелодия по-прежнему вызывала у них панику.
Нейрофизиолог Грегори Кверк в одном из недавних интервью заявил, что психиатров, специализирующихся на лечении посттравматического стресса, должны обнадежить результаты этого исследования. «Такие лекарства смогут дополнить традиционную психотерапию, — сказал он. — Это будущее психиатрии — нейробиология может предоставить новые инструменты, которые сделают ее более эффективной».
Теоретически появление препарата, «стирающего» трагические события прошлого в сознании человека, действительно может стать настоящим прорывом в лечении посттравматического стресса, всевозможных фобий и прочих психических недугов.
— Пока я о такой процедуре ничего не слышала. Похоже на утопию. Но, конечно, хотелось бы иметь такой препарат, с помощью которого можно «стереть» травмирующее воспоминание. Психотерапия — это долго, сложно, дорого. Хочется иметь более эффективные средства, — призналась нам Надежда Тарабрина, руководитель лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН.
Но тут же она добавила:
— И все-таки я очень сомневаюсь в эффективности такого препарата. Дело в том, что психотерапия не лечит последствия травмы, она помогает встроить ее в личность. И вообще иногда травма может стать для психики человека источником позитива, благодаря ей может произойти личностный рост.
«Стереть», удалить всегда легче, чем понять и суметь пережить. Вот только, «стирая» свои несчастья, не лишим ли мы себя источника собственного развития? Ведь именно мучительные проблемы часто являются стимулом что-то делать, не дают забыться в размеренной скуке обыденной жизни.
Сюжет фильма «Вечное сияние страсти» разворачивается в лабиринтах сознания человека, из которого в течение ночи компьютер должен изгнать воспоминания о несчастной любви. Но герой вдруг понимает, что больше всего на свете не хочет терять любимую, и пытается спастись от всевидящего ока машины, пряча ее в полузабытых воспоминаниях детства и других удаленных уголках памяти.
А для скольких философов и писателей несчастье служило одним из главных источников вдохновения и творчества — вспомним хоть того же Достоевского… Скорее всего, без своих «травматических воспоминаний» они остались бы простыми обывателями, не особо несчастными, не слишком счастливыми.
— Допустим, с человеком случилось что-то страшное. После этого события прошло какое-то время, пусть даже небольшое. Ситуация начинает прорабатываться — мы называем это «работой горя». Если даже изъять сам факт психотравмирующей ситуации, то куда девать выводы, которые человек уже успел сделать?! Допустим, человек воевал в Чечне. Это очень тяжелый стресс. Человек вернулся, ему «стерли» травмирующие воспоминания, и тут ему звонит его боевой друг: «Ты помнишь, как мы с тобой в горах…» А он не понимает, о каких горах идет речь. Давайте честно — в основном на войне, если это не Отечественная война, люди оказываются неспроста: они либо сами сознательно это выбирают, либо делают это опосредованно, через несколько более мелких выборов. Кто-то воюет за правду, кто-то — из-за своей агрессивности, кто-то — просто чтобы из дома свалить… Но в любом случае они обязаны ответить за свой выбор, иначе они перестанут быть людьми. Стирая воспоминания, вы стираете и их последствия без возможности их проработать, — считает Ольга Тихомирова из Центра психоаналитических исследований творческого процесса.
Вообще работа психоаналитиков сводится скорее к пробуждению воспоминаний, нежели к их «стиранию».
— Мы, наоборот, стараемся вынуть из памяти то, что там запрятано. Наша цель — вытащить воспоминание из человека, постирать, просушить на солнышке и вернуть обратно. И в результате оказывается, что это воспоминание не такое уж страшное и его вполне можно обсуждать, — добавляет ее коллега Юлия Круковская.
Они тут же приводят пример из их совместной практики:
— У женщины была канцерофобия — боязнь рака. Совершенно иррациональный страх: при малейшем стрессе она тут же бежала проверяться на рак. Когда же начали выяснять, всплыло воспоминание о том, как ее в двухлетнем возрасте повезли прощаться с умирающей бабушкой. Она все это забыла. Но само впечатление было настолько ярким, что после определенной работы она вспомнила все — картину на стене, цвет обоев, расположение мебели в комнате. После она проверила у мамы — оказалось, что все действительно было именно так. И когда она это вспомнила, фобия сразу отступила. Кстати, выяснилось, что бабушка умирала не от рака, а от другой болезни. Просто взрослые в разговоре упомянули совсем другого человека, который двадцать лет назад болел раком и уже выздоровел. Но все это наложилось: страх — бабушка — рак, и переварилось в фобию. Если бы мы это воспоминание не вытащили, женщина продолжала бы страдать.
И снова об антиутопиях. Вполне возможно, что химическое «стирание» воспоминаний со временем удастся превратить во вполне безопасную медицинскую процедуру. Но все-таки не покидает опасение, что это открытие может быть использовано с какими-то «антиутопическими» целями. Понятно, что страх перед любой новинкой всегда во много раз больше, чем ее реальная угроза. Но все-таки…
— Как и Элизабет Лофтус, мы постоянно привлекаем внимание к социальным опасностям, к которым могут привести манипуляции воспоминаниями. Конечно, если такая возможность заложена в особенностях памяти и открыта наукой, то нет смысла ее утаивать, это не поможет. Значит, люди о ней должны знать. Но моральные вопросы все равно остаются. Это очень сложная проблема, которая должна обсуждаться всем обществом, — говорит Константин Анохин.
— А в чем, на ваш взгляд, наибольшая опасность «стирания» воспоминаний? Некорректное использование в медицине? Применение в каких-то политических целях? Негативные воздействия на личность человека? Насильственное применение этого метода к преступникам? — поинтересовались мы у профессора.
— Все перечисленное и еще многое другое, что может породить больное воображение, — ответил он...
Еще о ложных воспоминаниях:
Память лжет
